Жизнь в Киеве
Контрабанда по-монастырски
Контрабанда по-монастырски

Автор Артем Филиппенко

Источник Weekly.ua

В июне 1800 года, Киево-Печерской типографии запретили печатать книги на украинском языке. Монахи стали распространять их нелегально.

В периоды господства цензуры содержание книг часто прятали под обложками, как было в период самиздата. Открываешь, например, Максима Горького, а там «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. В конце XVIII — начале XIX века обложки книг называли «фортками». Этими фортками и пользовался печатник Киево-Печерский лавры Иустин, чтобы распространять литературу на украинском языке.

 

«Голосом, свойственным российскому наречию»

Московские обычаи пришли в Украину в эпоху Петра I. К тому времени в нашей стране сложился самобытный язык богослужения, который сильно отличался от великорусского варианта. Этот церковный украинский язык периодически запрещали. Такая политика обрела поистине государственный размах при Екатерине II, а осуществлял ее Святейший Правительствующий Синод, заменивший в России патриарха еще во времена Петра.

Так, 9 ноября 1766 года Киево-Печерской лавре было «обстоятельно предписано»: «Чтобы впредь в типографии тоя Лавры печатать и на продажу употреблять одни те книги, которыя в московской типографии с апробации св. Синода печатаются». Настоятель Лавры архимандрит Зосима попросил у Синода разрешения печатать хотя бы буквари на украинском языке, поскольку русские буквари народ покупать не желал, но получил отказ.

7 мая 1775 года Синод вновь приказывает Киевскому митрополиту Гавриилу: «Чтоб несходственных с выходящими из Московской типографии книгами в народ выпускаемо не было… и ни в чем ни малейшей разности не было…». Вероятно, распоряжение не исполнили, потому что в 1786 году Синод вновь приказывает митрополиту Киевскому Самуилу, чтобы в книгах, изданных в Лавре «никакой розни и прибавки и в слоге речей перемены отнюдь не было». Хотя за два года до этого митрополит Самуил уже приказывал, чтобы во всех церквях дьяки и священники служили «голосом, свойственным российскому наречию».

Когда после смерти Екатерины Великой в 1796 году к власти пришел Павел І, русификация усилилась. В июне 1800 года Синод подтвердил прежние указы, еще раз запретив Киево-Печерской типографии издавать новые книги без разрешения цензуры.

Но все эти меры привели к обратному результату. Украинцы отказывались покупать православные книги на русском языке и отдавали предпочтение униатским (грекокатолическим) изданиям, издававшимся на украинском. Как отмечал в своем докладе Синоду Киевский митрополит Гавриил, эти книги «люди, приезжавшие в Киев на богомолье, стремительно желали иметь у себя». При этом читателей не волновали различия католической и православной догматики. А попытки конфисковать униатскую литературу наталкивались на отпор прихожан. Например, в Уманском уезде, где во многих церквях были только украинские издания, духовное правление не решалось их изъять. Прихожане открыто заявляли, что если эти книги отберут, то они, не имея средств на приобретение новых, будут ходить на униатские богослужения в католических часовнях при помещичьих домах.

 


«Переписку со Спиридоном завел в рассуждение одной с ним нации»

Сегодня Почаевская лавра в Тернопольской области является оплотом канонического православия. Но так было не всегда. С начала XVIII века Почаевский монастырь был грекокатолическим и таковым остался, когда после раздела Польши в 1795 году оказался в составе Российской империи.

В монастыре была своя типография. Почаевские книги пользовались особой популярностью в Киеве. Этим решил воспользоваться типограф Киево-Печерской лавры Иустин. Он договорился с заведующим почаевской типографией монахом Спиридоном, чтобы тот присылал в Киев книги без обложек, на которые Иустин приклеивал фортки Киево-Печерской типографии. В дальнейшем Иустин стал снабжать своими обложками книготорговцев, чтобы те самостоятельно облекали в них запрещенные украинские книги. Затем он стал доставлять их прямо в почаевскую типографию. Изготовленные таким способом книги быстро расходились по Украине, а предприимчивый типограф не смог долго скрывать свою деятельность. Однажды митрополит Гавриил отдал распоряжение «взять вдруг на цепь и под стражу иеродьякона Иустина, типографского содержателя».

Осознавая важность дела, митрополит сам составил план допроса отступника. Но Иустин не особо и запирался. Он сразу признался, что «переписку со Спиридоном завел в рассуждение одной с ним нации и давнего знакомства».

В результате следствия обнаружились гигантские масштабы торговли почаевскими книгами с печерскими обложками. Митрополит был вынужден обратиться к киевскому губернатору с просьбой организовать обыск книжных лавок и домов книготорговцев. Генерал Андрей Феньш на сообщение об идеологической диверсии отреагировал оперативно. Полиция под руководством самого полицмейстера в один день провела тотальный обыск. В нем участвовали два православных протоиерея. Но книготорговцы, уже знавшие об аресте Иустина, успели спрятать книги. Мало что обнаружив, губернатор оставил дело о торговле контрабандной литературой без последствий.

Тогда митрополит предложил Синоду запретить Почаевской и «другим подобным ей» типографиям печатать церковные книги, «ибо они, имея дозволение печатать книги только для римских церквей, нарушили высочайший указ выпуском и продажею оных везде». Но петербургский Синод не решился на конфронтацию с Ватиканом и переложил ответственность на самого митрополита, а именно посоветовал ему заняться обличением заблуждений, кроющихся в униатских книгах, а также искоренением злоупотреблений в лаврской типографии, находящейся в непосредственном подчинении митрополита.

Впрочем, в феврале 1802 года последовал высочайший императорский указ, который повелевал «наблюдать, дабы ни в одной светской типографии и ни в одной светской книжной лавке не были продаваемы молитвенники, не от Святейшего Синода изданные». Литература на украинском языке могла продаваться только на территории униатской епархии. Но окончательно вывести ее из употребления так и не удалось.

Дальнейшая судьба типографа Иустина историкам неизвестна. А Почаевский монастырь оставался грекокатолическим до 1832 года. После польского восстания 1830–1831 годов его передали православной общине и переименовали в лавру.