Жизнь в Киеве
История болезни
История болезни

Автор Владимир Володько

Источник http://kiev24.ua/

Примитивная медицина, антисанитария, ошибки устройства канализации и водопровода – причины разгула эпидемий в дореволюционном Киеве. Тиф, корь, дифтерит, скарлатина, чахотка, холера собирали обильную жатву больных и умерших. Власть в союзе с учеными, предпринимателями, активистами лишь снимала симптомы, не имея сил навсегда изгнать инфекцию.

Поздравительная открытка начала ХХ века

Такая разная зараза

В печальном рейтинге угроз жизни и здоровью киевлян многочисленные инфекции удерживали первенство. Тиф, оспа, дифтерит, корь, скарлатина, холера – таков набор киевских эпидемических заболеваний. Эти недуги давали треть умерших от общего числа годичных городских смертей. ­­

Из них тиф – одно из опаснейших заболеваний. В Киеве фиксировали три формы болезни – брюшной, сыпной и возвратный тифы. Первый распространяла вода и немытые продукты питания, второй – насекомые-паразиты.

Хворь поражала, прежде всего, обитателей ночлежек, бедных рабочих, жителей неблагополучных районов. Поэтому один из самых простых методов профилактики – просто хорошо накормить человека. В годы эпидемий обитатель ночлежки каждый день получал от благотворителей большую кружку чая с сахаром, полфунта хлеба и билет на порцию горячего в обжорных рядах городских базаров.

Раздача продовольствия больным сыпным тифом

И все же тиф собирал обильную жатву человеческих жизней: 100-160 человек в год (смертность составляла 6% от числа заболевших). В пик эпидемий тифозные больные поступали во все крупные медучреждения города: Александровскую, Кирилловскую, Еврейскую, Покровскую, Лаврскую больницы, больницу для чернорабочих и лечебницу общины Красного Креста.

Медицинские заведения испытывали колоссальные перегрузки. Кроме киевлян в больницы города стремились приезжие – за пределами Киева медпомощь была примитивной и неэффективной. Когда эпидемия тифа совпадала во времени со вспышкой скарлатины или дифтерита, о свободных больничных койках можно было вообще забыть. Случалось, что детей со скарлатиной размещали по двое на кровати, а тифозные больные лежали в коридорах и в административных помещениях больниц.

Красноречивый пример – Александровская больница. В первое полугодие 1908 г., рассчитанная на 360 коек, она приняла 700 больных, из которых 283 – пациенты, пораженные возвратным тифом. Кирилловской лечебнице вообще пришлось эвакуировать психбольных и сифилитиков, чтобы освободить место для пострадавших от тифа.

«Лишних» пациентов часто помещали в летние бараки, где они оставались даже в стужу. Больным раздавали теплые фуфайки, и устанавливали в помещениях керосиновые грелки.

Ситуацию могла бы частично спасти отдельная специализированная инфекционная больница. Однако все разговоры властей на эту тему закончились ничем.

Серьезная беда для города – бешенство, разносимое бродячими и домашними псами. Полиция годами пыталась обязать собачников натянуть намордники на своих четвероногих друзей, чтобы снизить риск заражения для людей, но тщетно. Благо, эффективно работал Киевский бактериологический институт. Ежегодно 130-150 киевлян после укусов получали там инъекции специальных вакцин.

Здание Киевского бактериологического института в Протасовом яру

Поздней осенью обострялись простудные и острые респираторные заболевания.

«В данную минуту человек без насморка, хрипоты, кашля или, по крайней мере, хоть головной боли является в городе положительной редкостью», – описывала киевская пресса промозглые декабрьские будни 1910 г.

В медсводках того времени грипп и ОРВИ часто фигурировали под расплывчатым диагнозом «инфлюэнца». Протекала она как в острой, так и легкой формах.

Если тиф, дифтерит или ОРВИ накатывали на Киев волнами, то туберкулез (чахотка) оставался постоянным привычным спутником. Его доля в общем числе смертных случаев за год составляла 10-12%. Убивал он преимущественно взрослых людей в расцвете сил и почти не поддавался лечению. Во многом борьба с чахоткой лежала на плечах общественных активистов. Они создали Общество борьбы с чахоткой и бугорчаткой, открыли в Пуще-Водице санаторий для больных. Киевляне, правда, не всегда восторженно принимали соседство чахоточных и требовали их изоляции.

Чахоточная больная

В 1908 г. епископ Чигиринский Агапит, например, жаловался губернатору на землеотвод под туберкулезный барак рядом с Киевской церковно-учительской школой.

«Сознание близости туберкулезных больных неизбежно должно угнетающим образом действовать на душевное состояние, как воспитанников, так и воспитателей», – сетовало духовное лицо.

Азиатская гостья

В конце августа 1907 г. Киев атаковала агрессивная азиатская холера. Завезли ее в город рабочие из Астрахани, где болезнь бушевала уже давно. В тот год заболело больше тысячи киевлян, смертность составила 36% от числа пострадавших.

 «Гастроли холеры в Киеве». Карикатура газеты «Киевская мысль».

В группе риска оказались в основном молодые люди 20-30 лет, а также беззащитные дети. Только за одну ночь в детском приюте «Ясли» на ул. Большой Дорогожицкой от холеры умерло 12 воспитанников.

Сопротивление инфекции возглавил лично губернатор Павел Игнатьев и заведующий санитарным отделением городской управы Федор Бурчак. Были внедрены срочные антихолерные меры: сформировали 8 санитарных округов, усилили санитарный контроль усадеб, базаров, улиц, ночлежек, дезинфицировали формалином и крепким раствором сулемы зараженные помещения, бесплатно привили всех желающих. Полиция обязала владельцев гостиниц, чайных, кафе и ресторанов держать на видном месте перекипяченную охлажденную воду и угощать клиентов ею безвозмездно. К ноябрю болезнь действительно пошла на спад, но через год вернулась, чтобы собрать новую печальную жатву.

Выздоравливающий больной и санитар

Путь эпидемий

Образ жизни киевлян способствовал эпидемиям. Город тех времен – это «большое село», где на окраинах люди вели практически деревенскую жизнь. Контакты с животными – первый источник распространения инфекций. Среди коров, свиней, лошадей бытовали ящур, свиная чума, сап и многие другие болячки. Недуг мог перейти от животного к хозяину. Особенно рисковали извозчики: их лошадей поражал сап – бактериальное хроническое заболевание, которое передавалось людям.

Городской извозчик

Власти периодически устраивали карантин, но не всегда эффективно. Жители Лыбедского участка в 1903 г. во время свиной чумы успешно прятали от ветеринарного надзора своих «подопечных», а тушки павших животных ночью выбрасывали прямо на улицу.

Жуткая антисанитария – второй катализатор эпидемий в Киеве. Город усеивали легальные и нелегальные свалки мусора, источавшие специфические «благовония». Как правило, этим славились окраины и пригороды. Верхняя Соломенка, например, представляла собой почти сплошную мусорную свалку. Удушливый воздух царствовал в местах, где среди навоза и сора помещались базарные рундуки торговцев. За Демеевку ассенизаторы свозили свой неблаговидный груз, чем вызывали неудовольствие местных жителей.

Предместье Киева Демеевка

Многие киевские усадьбы отличались хронической нечистоплотностью. В ноябре 1903 г. санитарный врач Столбчевский обнаружил, что на Глубочицком шоссе в усадьбе Подгорского ее владелец содержал 32 коровы и до 30 свиней. И все бы ничего, но нечистоты он выпускал со двора прямо на улицу, а в самом дворе сложил трехметровую кучу навоза.

Из дворов усадеб нерегулярно вывозили сухой мусор. Дворники обычно собирали его в специальные ящики, и там он подгнивал 2-3 недели, пока домовладелец не нанимал транспорт и не перевозил его на свалку.

Не меньше проблем киевским санитарным врачам доставляли городские базары. Ежегодно осмотр торговых площадей заканчивался приблизительно таким резюме:

«…базары грязны до невозможности, на всем протяжении они покрыты большими кучами навоза и разных отбросов, около мясных лавок, рундуков, с которых продается свежая рыба и хлеб, невозможно за грязью пройти. Кругом зловоние».

В город валом валили разного рода асоциальные элементы, которые пополняли ряды жителей трущоб. Это третий источник распространения заразы. Именно бездомных в первую очередь поражали тиф и холера. В 1898 г. в городе действовали 12 приютов для «бомжей» на 1,3 тыс. мест, но они не покрывали и половины потребности. Поэтому ночлежки всегда набивались до отказа.

Киевские нищие

«Свежему человеку трудно переступить порог такой ночлежки, его сразу охватывает такой тяжелый смрад от человеческих испарений, сырости, гнили, что кружится голова, – делились впечатлениями киевские журналисты. – Обращаешь внимание на удушливый кашель и оханье, которые ни на минуту не прекращаются, раздаваясь то в одном, то в другом углу ночлежки, доносится из-под нар, часто слышится бред заболевшего».

Многим рабочим жилось не лучше. В редких случаях работодатели несли заслуженное наказание за неподобающие условия труда. Санитарные врачи в 1912 г. обнаружили очаг дизентерии на кирпичном заводе Макса Михельсона (Куреневка). Оказалось, что помещения для рабочих там тесные и грязные, часть пролетариев ютилась в наскоро сколоченных будках, другая – на чердаке. К тому же работников кормили хлебом с плесенью и протухшей водой. Нерадивый предприниматель отделался штрафом в 200 рублей.

На почтовой станции по ул. Набережно-Крещатицкой в небольшом флигеле для ямщиков нашел идеальные условия для распространения тиф.

«Нары, на которых спят ямщики, стары, грязны и покрыты только соломой и сеном, которые меняются очень редко и служат источником накопления паразитов», – сообщала городская пресса.

Почтовое ведомство отказалось улучшить участь несчастных ямщиков, объясняя свое решение отсутствием других подходящих помещений.

Киевская почтовая станция

Существенная часть городской территории не имела канализации. Для отвода нечистот жители использовали так называемые канавы, большинство из которых впадали в Днепр или его притоки. Эти зловонные клоаки являлись питательной средой для инфекций. В 1908 г. насчитывалось 22 большие и малые канавы, из которых самые опасные Глубочицкая, Совская, Прозоровская, Юрковская, ручей Скоморох. Эксперты настаивали, что канавы нужно заменить кирпичными или железобетонными трубами, но цена вопроса была непомерно высока (до 500 тыс. рублей только для пяти крупных канав).

Глубочицкая канава

Даже пользование благами канализации не страховало киевлян от антисанитарии. Из отводных труб в разных частях города время от времени на мостовые выливались стоки. Киевский уездный воинский начальник в 1908 г. сообщал, что из канализационной шахты на углу улиц Жилянской и Караваевской нечистоты выступают на поверхность мостовой и широким потоком текут по Караваевской улице в усадьбы управления воинского начальства.

Базары и магазины Киева кишели порчеными продуктами. Санитарный надзор регулярно совершал рейды по торговым точкам, уничтожая протухший товар и штрафуя нерадивых купцов. Только за один день февраля 1912 г. на Житнем базаре саннадзор уничтожил 100 коробок порченых килек, 15 фунтов порченой рыбы в балагане Шлемы Каминского, 30 пудов гнилого чернослива – в балагане Нахмана Кивжина, 10 коробок рыбных консервов и 1 пуд разного рода просола у купца Гольдштейна.

Для киевлянина лакомство такими гастрономическими прелестями было чревато острыми кишечными инфекциями и иногда заканчивалось летальным исходом.

В феврале 1912 г. «скорая» доставила в Александровскую больницу некую Марию Иконникову, которая вскоре скончалась. Причина трагедии – потребление «белорыбицы», купленной на Галицком базаре. Больше повезло студенту Эпштейну, помощнику присяжного поверенного Загальскому и письмоводителю Гумовскому, отведавшим кислого молока из центральной молочной на Крещатике. Они отделались сравнительно легким пищевым отравлением.

Продавцы молока в Киеве

Все эти пути распространения инфекций оказались лишь цветочками на фоне главной беды. Киевляне получили неожиданный удар по здоровью от собственной коммунальной системы. 

Заложники коммунальной системы

На исходе позапрошлого века Киев обзавелся канализацией. Все нечистоты, проходящие сквозь коллектор, собирались на так называемых полях орошения (биологической очистки). Авторы этого чуда инженерной мысли не нашли ничего лучше, чем обустроить отходосборник на Куреневке. Таким образом, при попадании в Днепр болезнетворные бактерии плыли по течению вдоль всего города, пока не попадали в водопровод. Киевляне тогда потребляли как артезианскую, так и днепровскую воду, которая смешивалась в резервуарах или в самой сети. Теоретически очищать речную воду должны были песочные фильтры, но они не справлялись с задачей.

 «Дохлая кошка, пожалуй, через них не пройдет, а все остальное пройдет», – иронизировали киевские врачи.

План полей орошения Киева

Так круг замыкался. Тифозные бактерии и холерные вибрионы из канализации попадали на поля орошения, оттуда просачивались в Днепр, всасывались в трубы водопровода, заражали жителей города и проделывали свой путь заново.

Лучшие научные умы города осознавали смертельную опасность. Одним из первых забил тревогу руководитель Киевского бактериологического института профессор Владимир Высокович, обнаружив в 1907 г. холерные вибрионы в устье реки Почайны и у спасательной станции.

Владимир Высокович

К тому времени частное Общество водоснабжения годами тщетно добивалось у городской власти отвода земли под новые артезианские скважины. И лишь с приходом в Киев агрессивной азиатской холеры «отцы города» расщедрились. 15 августа 1908 г. чиновники опечатали «сосуны» водопровода, которыми закачивали днепровскую воду в городскую систему, и киевляне перешли на потребление исключительно артезианской воды.

Городская водокачка артезианского колодца

Это спасло город от крайностей эпидемии, но полностью проблему не решило. Существовал проект переноса полей орошения на юг от Киева. Новый резервуар для нечистот предлагали обустроить в местности Вита Литовская (современная Чапаевка). Однако цена вопроса 5-10 млн. рублей превышала все мыслимые финансовые возможности города.

Топография болезней

Киевские инфекции имели специфичный ареал распространения. Скарлатина чаще всего поражала жителей Куреневки и Приорки, дифтерит – жителей  Печерского участка, тиф и холера стали бичом Лыбедского, Плоского и Лукьяновского административных районов. На Лукьяновке обитатели городской тюрьмы существенно портили медстатистику, а жители улиц Большой Дорогожицкой и Большой Васильковской прочно удерживали печальную пальму первенства по заболеваемости холерой.

Улица Большая Васильковская и Караваевская площадь

Особенно не повезло жителям Зверинца – эта местность стала эпицентром тифа и холеры одновременно. Большая плотность населения и отсутствие чистой воды сделали свое дело.

«Залив, из которого жители Зверинца берут свою питьевую воду за отсутствием водопровода и общественного колодца, представляет буквально помойную яму, – замечали современники. – В залив этот, отделенный песчаною косою от течения Днепра, изливается грязный ручей, протекающий по звериницкому ущелью и принимающий в себя сточные воды всех нечистых мест, начиная от военного училища».

Самым благополучным оказался Дворцовый участок, но и его время от времени лихорадило от инфекций.

Топография жертв эпидемий четко отражала социальное неравенство киевлян. Сравнительно благополучные кварталы зажиточных обитателей центра инфекционные недуги затрагивали по касательной. Зато «отрывались» на рабочих и сельских окраинах, ставших рассадником целого букета опасных болезней.